Национальная самобытность русской культуры и процессы глобализации

Понятием «национальный характер» сегодня активно пользу­ются политики, ученые, писатели, журналисты. Часто в понятие национального харак­тера вкладывается самый различный смысл. Долгое время ученые вообще спорили о том, существу­ет ли он в действительности. Но сегодня общепризнанно суще­ствование национальных особенностей, которые представляют свойственное только одному народу сочетание национальных и общенациональных черт. Они проявляются как определенные нормы и формы реакций на окружающий мир, а также как нормы поведения и деятельности. Таким образом, можно сказать, что национальный характер — это совокупность специфических фи­зических и духовных качеств, норм поведения и деятельности, типичных для представителей той или иной нации. История каждого народа сложна и противоречива. По этой при­чине сложен и противоречив и характер каждого отдельного наро­да, который складывается на протяжении веков под влиянием географических, климатических, социально-политических и иных фак­торов и обстоятельств. Исследователи национального характера считают, что вся совокупность детерминирующих факторов и об­стоятельств национального характера может быть разделена на две группы: природно-биологические и социально-культурные. Пер­вая группа факторов связана с тем, что люди, принадлежащие к разным расовым группам, будут демонстрировать разные нормы реакции и темперамента. А тип общества, сформировавшийся у того или иного народа, окажет еще большее влияние на его характер. Поэтому понять характер какого-то народа можно, только если понято общество, в котором этот народ живет и, которое он создал в определенных географических, природных условиях. Важно также и то, что тип общества определяется, прежде всего, той системой ценностей, которая принята в нем. Поэтому в основе национального характера лежат социальные ценности.

Таким образом, национальный характер будет представлять собой совокупность важнейших способов регулирования деятельности и общения, сложившихся на основании системы ценностей общества, созданного нацией. Хра­нятся эти ценности в национальном характере народа. Устойчи­вость ценностей придает устойчивость обществу и нации. Поэтому, чтобы понять национальный характер, нужно вычленить набор цен­ностей, носителем которых является народ. Специальные исследования природы авто- и гетеростереотипов позволили ученым прийти к заключению, что в их основе лежат ценности той или иной культуры. Так историками было до­казано, что важнейшую роль в формировании русской культуры сыграла русская крестьянская община[1][8]. По­этому ценности русской культуры в большой степени являются ценностями русской общины. Среди них древнейшей и важней­шей является сама община, «мир» как основа и предпосылка су­ществования любого индивида. Ради «мира» человек должен был быть готов пожертвовать всем, в том числе и своей жизнью. Это было связано с тем, что большую часть своей истории Россия прожила в условиях осажденного военного лагеря, когда только подчинение интересов отдельного человека интересам всей об­щины позволяло русскому народу сохранить этническую само­стоятельность и независимость.

Таким образом, по своей природе русский народ — народ-коллективист. В русской культуре интересы коллектива всегда сто­яли выше интересов личности, поэтому так легко подавляются в ней личные планы, цели и интересы. Но в ответ русский человек рассчитывает на поддержку со стороны «мира», когда ему при­дется столкнуться с житейскими невзгодами (своеобразная кру­говая порука). В результате русский человек сознательно откла­дывает свои личные дела ради какого-то общего дела, из которо­го он не извлечет никакой выгоды — в этом и заключается его привлекательность. Русский человек твердо уверен, что нужно сначала устроить дела социального целого, которое более важно, чем его собственные дела, а потом это целое начнет действовать в его пользу по собственному усмотрению. Иными словами, в русской культуре преобладают ценностно-рациональные, а не целерациональные (как на Западе) способы действия, которые не просчитываются заранее, могут причинить вред человеку, совершающему их. То есть они содержат смысл в самих себе, при­носят удовлетворение самим фактом участия в них, сознанием того, что ты поступил правильно, что именно этого и требует сейчас социум, дает человеку чувство своей полезности, значи­мости в этом мире. Русский народ в силу своей исторической природы — коллективист, который может существовать только вместе с социумом, который он устраивает, за который пережи­вает и который, в свою очередь, окружает человека теплом, вни­манием и поддержкой. Поэтому, чтобы стать личностью, рус­ский человек должен стать соборной личностью.

Для жизни в коллективе, в общине очень важно, чтобы там все было организовано по принципу справедливости, поэтому справед­ливость — еще одна ценность русской культуры. Изначально она понималась, как социальное равенство людей и была основана на экономическом равенстве (мужчин) по отношению к земле. Эта ценность является инструментальной, но в русской общине она стала целевой. Члены общины имели право на свою, равную со всеми, долю земли и всех ее богатств, которыми владел «мир». Та­кая справедливость и была Правдой, ради которой жили и к кото­рой стремились русские люди. И в знаменитом споре правды-исти­ны и правды-справедливости именно справедливость одерживала верх. Для русского человека не так уж важно, как было или есть на самом деле. Намного важнее то, что должно быть. Именно так, с позиций вечных истин (для России эти истины были правдой-спра­ведливостью) оценивались мысли и поступки людей. Важны толь­ко они, иначе никакой результат, никакая польза не смогут оправ­дать их. Если же из задуманного ничего не выйдет — не страшно, ведь цель-то была благая.

В русской общине с ее равными земельными наделами, пери­одически проводившимися их переделами, чересполосицей про­сто невозможно было возникнуть индивидуализму. Ведь человек не был собственником земли, не имел права ее продавать, не был волен даже в сроках посева, жатвы, да и в выборе того, что можно было культивировать на земле. В такой ситуации невозможно было проявить индивидуальное мастерство, которое совсем не цени­лось на Руси. Это же отсутствие индивидуальной свободы воспитало привычку к авральной массовой деятельности (страда), странным образом со­четавшей тяжкий труд и праздничный настрой. Возможно, что праздничная атмосфера была своеобразным компенсаторным средством, которое позволяло с большей легкостью перенести тяжелый труд и отказаться от личной свободы в хозяйственной деятельности.

Единственным способом уйти от власти общины было оставить ее, решиться на какую-нибудь авантюру: сделаться казаком разбойником, солдатом, монахом и т.д.

В ситуации тотального господства идеи равенства и справедливости никак не могло стать ценностью богатство. Не случайно так хорошо известна в России пословица, что «Трудом праведным не наживешь палат каменных». Стремление к увеличению богат­ства считалось грехом. Так, в русской северной деревне уважали торговцев, искусственно тормозивших торговый оборот.

Труд сам по себе также никогда не был главной ценностью на Руси (в отличие от Америки и других протестантских стран). Ко­нечно, труд не отвергается, везде признается его полезность, но он не считается средством, автоматически обеспечивающим осу­ществление земного призвания человека и правильное устроение его души. Поэтому труд в системе русских ценностей занимает подчиненное место. Отсюда и возникла знаменитая пословица «Работа — не волк, в лес не убежит».

Жизнь, не ориентированная на труд, давала русскому человеку свободу духа (лишь отчасти, иллюзорную). Это всегда стимулиро­вало творческое начало в человеке. Оно не могло выразиться в постоянном, кропотливом, нацеленном на накопление богатства труде, но очень легко трансформировалось в чудачество или рабо­ту на удивление окружающих (изобретает крылья, деревянный велосипед, вечный двигатель и т.д.), то есть действия, совершен­но бессмысленные для хозяйства. И даже часто хозяйство оказы­валось подчиненным этой затее.

Став богатым, нельзя было заслужить уважение со стороны общины. Но его можно было получить, совершив подвиг, прине­ся жертву во имя «мира». Только так можно было обрести славу. Так выявляется еще одна ценность русской культуры — терпение и страдание во имя «мира» (но ни в коем случае не личное герой­ство). То есть цель совершаемого подвига ни в коем случае не могла быть личной, она всегда должна была лежать вне человека.

Широко известна русская пословица о том, что «Бог терпел, да и нам велел». Не случайно первыми канонизированными русскими святыми стали Борис и Глеб, которые приняли мученическую смерть, но не стали сопротивляться своему брату, захотевшему их убить. Смерть за Родину, гибель «за друга своя» также приносила герою бессмертную славу. И на наградах (медалях) царской России чека­нились слова: «Не нам, не нам, но имени Твоему».

Таким образом, терпение всегда было связано со спасением души и никак не с желанием достичь лучшего удела. Терпение и страдание — важнейшие принципиальные ценности для русско­го человека наряду с последовательным воздержанием, самоог­раничением, постоянным жертвованием собой в пользу другого. Без этого нет личности, нет статуса у человека, нет уважения к нему со стороны окружающих. Отсюда проистекает вечное для русского человека желание пострадать — это желание самоакту­ализации, завоевания себе внутренней свободы, необходимой, чтобы творить в мире добро, завоевать свободу духа. Вообще, мир существует и движется только нашими жертвами, нашим терпением, нашим самоограничением. В этом причина долго­терпения, свойственного русскому человеку. Он может вытер­петь очень многое (тем более, материальные трудности), если он знает, зачем это нужно.

Ценности русской культуры постоянно указывают на устрем­ленность ее к некоему высшему, трансцендентному смыслу. И нет ничего более волнующего для русского человека, чем поиски это­го смысла. Ради этого поиска можно было оставить дом, семью, стать отшельником или юродивым (и те, и другие были весьма почитаемы на Руси). Но ценности являются противоречивыми (как и отмеченные черты русского национального характера). Поэтому русский че­ловек одновременно мог быть храбрецом на поле боя и трусом в гражданской жизни, мог быть лично предан государю и одновременно грабить царскую казну (как Меньшиков), оставить свой дом и пойти воевать, чтобы освободить балканских славян. Высо­кий патриотизм и милосердие проявлялись как жертвенность или благодеяние (оно вполне могло стать медвежьей услугой). Очевидно, именно противоречивость национального характе­ра и духовных ценностей русского народа позволяют иностранцам говорить о «загадочной русской душе», а самим русским утверж­дать, что «умом Россию не понять»[2].

Для русской культуры в целом смыслом духовных исканий становится русская идея, осуществлению которой рус­ский человек подчиняет весь свой образ жизни. Именно поэтому исследователи говорят о присущих сознанию русского человека чертах религиозного фундаментализма. Идея могла меняться (Мо­сква — третий Рим, имперская идея, коммунистическая идея, ев­разийская идея и т.д.), но ее высокое место в структуре ценностей оставалось неизменным. Кризис, который переживает Россия после падения коммунистического режима, во многом связан с тем, что исчезла объеди­нявшая русский народ идея, стало неясно, во имя чего мы долж­ны страдать и унижаться, терпеть лишения и работать. Поэтому обретение новой фундаментальной идеи — залог выхода России из духовного кризиса. Однако время поиска такой идеи исторически совпало с нарастанием процессов культурной глобализации, что вызывает определенные опасения у культурной общественности с возможной потерей культурных традиций, подменой самобытности псевдокультурными наслоениями, пришедшими с Запада.

Глобализацию в культурном мире можно рассматривать как мегатенденцию культурной ассимиляции (по И.Валлерстайну, ей соответствует прогнозный сценарий «демократической диктатуры»), которая нашла свое выражение в универсальной неолиберальной доктрине[3][20].

Определенную проблему сегодня составляет управление мировоззренческими конфликтами, которые пронизывают каждую религию и каждую культуру.

Существующие тенденции предопределяют новое качество межкультурной коммуникации (МК), где рамочные принципы взаимодействия можно сформулировать следующим образом:

1. Участники МК должны воспринимать друга как равноправные стороны, избавленные от какого-либо чувства собственного превосходства.

2. Слушать друг друга следует внимательно, тщательно разбираясь в аргументации.

3. Быть отказывающими себе во многом.

4. Начинать всегда с нуля, выстраивая новый тип взаимоотношений между равными сторонами.

Ученые предлагают решать проблему глобального управления  на основе широкой программы, учитывающей многомерный характер глобализации,  позволяющей разграничить сферы действия эффективных рыночных механизмов и сферы коллективных - международных - действий, направленных на сохранение общечеловеческого достояния и решение гуманитарных вопросов.[4]

Ошибочно считать, что культурная глобализация является только распространением западной массовой культуры, на самом деле, имеет место взаимопроникновение и соревнование культур. Навязывание стандартов западной культуры в тех национальных государствах, где особенно сильны историко-культурные традиции, приводит к этнокультурному подъему, который рано или поздно выразится в усилении национально окрашенных общественных идеологий. При этом государства, имеющие «слабые» корни культурных традиций в силу характера своей истории, переживают современный кризис общественного сознания намного слабее. Взаимодействие локальной и глобальной культуры в конечном итоге происходит по пути переработки культурных инноваций и приспособление их «под себя», при этом порог восприятия новаций цивилизационной системой определяется традиционализмом данного общества.

Следует отметить, что ядро каждой культуры обладает высоким иммунитетом, сопротивляющимся проникновению и воздействию других культур; напротив, унифицированные нормы, стандарты и правила, сформировавшиеся в рамках западной цивилизации, в глобальном масштабе распространяются относительно легко, что объясняется тем, что общепризнанные западные структуры, институты, стандарты и правила вырастают на базе исторически сложившейся суммы технологий, всегда предполагающей наличие идентичных рациональных механизмов управления, рациональной деятельности и рациональных организационных форм. В тех случаях, когда речь идет о высокоадаптивных культурах, например, японской, корейской, отчасти китайской, процесс модернизационных преобразований происходит, как правило, не просто безболезненно, но даже с известным ускорением. Если рассматривать русскую культуру, о характерных особенностях говорилось выше, то, будучи достаточно восприимчивой, в части языка (англоязычный «слэнг» буквально заполонил литературу, широко используется в обиходе и т.д.), она в то же  время обладает, выражаясь языком маркетинга, достаточно высокий «брэндовый» потенциал. Она узнаваема, востребована во многих странах мира, лучшие образцы классической культуры популярны во всех индустриально развитых странах Запада. В своих корнях, истоках, она устойчива к процессам глобализации.

Таким образом, эпоха глобализации в культурном аспекте несет в себе минимум две тенденции: с одной стороны, это изменение традиционного уклада жизни человека, с другой - стимулирует адаптационные защитные механизмы культуры.