---

Эволюция принципов психологического раскрытия "внутреннего человека" в романах конца 1850-х начала 1860о-х годов. ("Накануне, Отцы и дети")

Как художника Тургенева отличает интерес к подробностям движения характера не только под определяющим воздействием среды, но и в результате довольно устойчивого самостоятельного внутреннего развития героев.

Психологический анализ в романах о "новых людях" приобретает новое качество: он заметно усложняется благодаря обращению автора к приему внутреннего говорения, хотя этот приему в какой-то мере встречается в предыдущих романах Тургенева.

 За время работы над романами о "новых людях" заметна эволюция психологического метода Тургенева: "косвенный анализ,- отмечает исследователь С.Е.Шаталов,- приобретает большую отточенность, предметную осязаемость и выпуклость; сочетание различных приёмов описания героев извне" все чаще создает иллюзию одновременного проникновения во внутрь".

Но эволюция  эта означала не отход от одних принципов анализа внутреннего мира и переход к другим, а развитие тенденций, с самого начала присущих психологическому методу Тургенева, овладение возможностями, заложенными в нем. Этот процесс может быть определен как накопление творческого опыта и роста художественного мастерства писателя. Тургенев до предела использовал возможности психологического анализа в объективном повествовании, которые оказались доступными   русской литературе к 1860-м годам. И не случайно Герцен весной 1860г. в "Колоколе" назовет Тургенева "величайшим современным русским художником". В романах "Накануне" и "Отцы и дети" продолжается эволюция психологического метода Тургенева в результате собственного творческого   развития художника и учета опыта русской и зарубежной литературы.

 В романах о "новых людях"- в силу новизны характера - Тургенев использует разнообразные средства психологического анализа - и среди, них такие, которые в ранних романах и повестях встречались эпизодически, либо вовсе не употреблялись.

В первую очередь - это записки, письма, дневники. Например, отрывки из дневника Елены группируются таким образом, что создается целостная картина становления её чувства к Инсарову. Вводятся сны, безотчетные порывы - настолько зыбкие, что неясна их связь с окружающими обстоятельствами.

В "Накануне", как отмечают   исследователи; писатель решительно подчеркивает   соответствие или несоответствие пейзажа внутренним состояниям героев. Пейзажные обрамления приобретают психологическую функцию. Так, сомнения и колебания Елены оттеняются и раскрываются особыми пейзажными соответствиями: «Перед утром она разделась и легла в постель, но заснуть не могла. Первые огненные лучи солнца ударили в её комнату... "О, если он меня любит!- воскликнула она вдруг и не стыдясь озарившего её света, раскрыла свои объятия (У111,88). Когда же она идет на свидание с Инсаровы (на которое он решил не явиться), следует пейзажное предуведомленье ожидающего её разочарования:"...0на хотела еще раз увидеться с Инсаровым. Она шла, не замечая, что солнце давно скрылось, заслоненное тяжелыми черными тучами, что ветер порывисто шумел в деревьях и клубил её платье, что пыль внезапно поднималась и неслась столбом по дороге... Сверкнула молния, гром ударил... Дождь хлынул ручьями; небо кругом обложилось (У111,90).

В период работы над романом "Накануне Тургеневу стали доступными прежде не вполне ясные уголки и сферы человеческой психики.

Самый замысел приобрел большую общественно-политическую отчетливость  и заостренность. Богаче стал арсенал средств психологического анализа. "Общественно-политические проблемы отныне в романах   Тургенева определяют отношения между персонажами и открывают нечто новое в их внутреннем мире, что ранее писателям не изображалось", замечает   исследователь С.Е.Шаталов.

В романах о "новых людях"  для раскрытия   характеров, используются уже знакомые приемы, например, прием повторения. В диалоге с Павлом Петровичем непосредственно перед дуэлью Базаров ограничивается тем, что повторяет уже только концы фраз (и не своих, а своего собеседника).0днако в этом, по Тургеневу, раскрывается весь   Базаров в данную минуту. В каждом его небрежно произнесенном ответном слове чувствуется благодушное презрение к ритуалу дуэли, чопорно уважаемому Павлом Петровичем; сквозит ирония, как по адресу противника, так и по-своему собственному адресу. Напоминая о причинах дуэли, Павел Петрович говорит:

"- Мы друг друга терпеть не можем. Чего же больше?

-Чего же больше,- повторил иронически Базаров.

-Что же касается до самых условий поединка, то так как у нас секундантов не будет - ибо, где же их взять?

-Именно, где их взять?"

 И перед самой дуэлью:

"-Мы можем приступать?

-Приступим.

-Новых объяснений вы, я полагаю, не требуете?

-Не требую...

-Соблаговолите выбрать?

-Соблаговолю" .(1Х,134).

С помощью все тех же повторений, несомненно, имеющих значение своеобразных приемов психологического анализа, рассчитанного на предельно минимальную, но тем не менее, вполне достаточную, показано стремление Базарова и Одинцовой к сближению друг с другом, их тайное, все нарастающее волнение.

Однако в подавляющем большинстве случаев толстовским распространенным повторениям в творчестве Тургенева объективно противостоят не эти усеченные повторы, а приемы умолчания, паузы, нередко своеобразной психологической, смысловой перегрузки отдельной фразы, а подчас даже отдельные слова.

Так, в романе "Накануне" изображается кратковременный выход больного Инсарова из бредового состояния: "Резеда,- шепнул он, и глаза его закрылись."0динокое слово полно глубокого психологического значения, которое можно вполне оценить, лишь вспомнив описание первого свидания Елены с Инсаровым у него на квартире. Проводив Елену, Инсаров подумал: "Не сон ли это? " Но тонкий запах резеды, оставленный Еленой в его бедной, темной комнатке, напоминал её посещение. Слово "резеда" в устах Инсарова означает, что мысль о Елене не покидала его в течение всей его тяжелой болезни. Других слов на "эту тему", в романе просто нет. Прием долгой тузы или умолчания, который встречается и в предыдущих произведениях Тургенева, наполняется здесь особым содержанием.

Вот Базаров в разговоре с Аркадием (гл.1Х) делает рискованное заявление: "Эге- ге... ты придаешь еще значение браку; я этого от тебя не ожидал". Сказанное Базаровым оставляется как будто без внимания.

Но иная точка зрения все же ощущается в подтексте - о ней дано понять... умолчанием:"приятели сделали несколько шагов в молчанье" - и затем перевели разговор в другое русло…

 В гл. У "Отцов и детей" на террасу входит Фенечка - впервые при Аркадии, и "Павел Петрович строго нахмурил брови, а Николай Петрович   смутился" Фенечка только вошла и вышла - больше ничего, но после этого "на террасе в течение нескольких мгновений господствовало молчание", нарушенное лишь приходом Базарова

В главе Х1Х, мотивируя свой отъезд из имения Одинцовой, Базаров

с раздражением говорит о том, что он "у ней не нанимался". "Аркадий задумался, а Базаров лег и повернулся лицом к стене. Прошло несколько минут в молчании» (1Х,156).

Одинцова нравится обоим, но оба стремятся скрыть друг от друга

свои чувства.

В гл.ХХY. имея в виду свои отношения с Базаровым, Аркадий спрашивает собеседницу:"-разве вы замечаете, что я уже освободился

из-под его влияния?" Вместо того чтобы пояснить, что подумала

при этом Катя ("Да, освободился, но я тебе об этом пока не скажу, потому что ты юношески самолюбив"). Тургенев ограничивается указанием на психологическую паузу в диалоге: " Катя промолчала". (1Х,165). С помощью этого средства психологического анализа вырисовывается фигура главного героя.

Встретив Аркадия и Базарова, Николай Петрович везет их в Марьино, по дороге Аркадий разнеживается: "- Какой, зато здесь воздух! Как славно пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так не пахнет как в здешних краях! Да и небо здесь... Аркадий вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк. " (1Х,13). Это первый намек на то, что Базаров, "враг всяческих излияний", а Аркадий в его присутствии стесняется быть самим собой. Вскоре вслед за этим Николай Петрович начинает читать стихи из "Евгения Онегина", Базаров же прерывает его декломацию просьбой прислать спички. В этом вторая тайная (но уже более конкретная) психологическая характеристика Базарова как непримиримого противника "романтизма". Недаром через некоторое время Базаров заявит Аркадию: "А отец-то у тебя славный малый, "но "стихи он напрасно читает".

Так в этих романах Тургенева реализуется центральное теоретическое положение его "психологии": писатель "должен знать и чувствовать корни явлений, но представляет только самые явления".

"Тайный" психологический анализ Тургенева скуп и "поверхностен" только на первый взгляд. При помощи такого анализа Тургенев убеждает, например, в том, что Базаров лишь с виду насмешник, скептик и бессердечный ученик. Об этом говорят сцены объяснения Базарова с Одинцовой. Недомолвки, обрывки фраз, замедленные речи, паузы показывают, что оба все время ходят по краю пропасти. Но на большое, искреннее чувство оказывается, в конце концов, способным именно "нигилист".О суровой человечности, сдержанной силе переживаний Базарова свидетельствуют такие его немногословные речи перед смертью: на отчаянный зов отца: "Евгений! ...сын мой, дорогой мой, милый сын! " - Базаров отвечает медленно, и в голосе его впервые звучат трагедийно-торжественные ноты: "-Что, мой отец?"(1Х,163).

В связи с этим уместно напомнить характерное суждение Тургенева о приемах психологического анализа, высказанное в рецензии на пьесу Островского "Бедная невеста". "Господин Островский в наших глазах, так сказать, забирается в душу каждого из лиц, им созданных,- констатирует Тургенев,- но мы позволим себе заметить ему, что это бесспорно полезная операция должна быть совершена автором предварительно. Лица его должны находиться уже в полной его власти, когда он выводит их перед нами. Это психология, скажут нам, пожалуй, но психолог должен исчезнуть в художнике, как исчезает от глаз скелет под живым и теплым телом, которому он служит прочной, но невидимой опорой... нам,- заключает Тургенев,- дороже всего те простые, внезапные движения, в которых звучно высказывается человеческая душа... " (П. ХУ111.136).

В силу новизны характера Тургенев обращается к, казалось бы, устарелым для XIX века прием - вводить в текст повествования дневник героя. Но весь вопрос в том, как вводить. Дневник Елены не только сокращает количество страниц романа, знакомящих читателя с её характером к настроениями, но, по-видимому, некоторые из них и вовсе исключает путем подмены. Кроме того, дневник состоит из беглых отрывков (своеобразные сцены), при чем каждый из них предваряется многоточием. "Все этот как отмечает исследователь А.И.Батюто,- подчеркивает вехообразность изображения духовного развития Елены, создает иллюзию его кинематографической непрерывности".

Сложное душевное состояние своих героев Тургенев передает через рисунок внешних движений. Так, после ночного свидания с Базаровым и интимно-психологического разговора с ним Одинцова оказалась взволнованной. Её сложное душевное состояние - сознание бесплодности своей уходящей жизни, желание новизны, страх перед возможностью страсти - передается Тургеневым через рисунок внешних движений героини: «Базаров стремительно вышел вон. Одинцова, порывисто поднявшись с кресла, направилась быстрыми шагами к двери, как бы желая вернуть Базарова... Лампа еще долго горела в комнате Анны Сергеевны, и долго она оставалась неподвижною, лишь изредка проводя пальцами по своим рукам, которые слегка покусывал ночной холод."(1Х,294-295). Большую психологическую нагрузку в романах Тургенева несут жесты. За ними скрывается целый поток невыраженных в слове мыслей и чувств, которые благодаря характеристической детали, угадываются читателем. Опираясь на интимно-личные переживания Базарова, на его положительную человеческую природу, Тургенев опровергает нигилистическое отрицание романтики. Он показывает, что Базаров, вопреки нигилистическим запретам, глубоко и сильно чувствует. Трагедия любви приводит Базарова к ощущению пустоты, горечи и какой-то отравы. Наиболее глубокое, внутреннее, больное и тщательно отрицаемое проявляется в манере держаться, во внешнем облике героя, в том, что не зависит от его волевого усилия. Наоборот "стремление Базарова остаться в верхнем плане нигилистического сознания выражается в словах, его разговорах с Аркадием".

При чем эти два момента - обнаружение внутреннего душевного состояния через внешние движение и мимические изменения, и словесное утверждение прежних, нигилистических воззрений, связанное с желанием закрыть в себе источники романтической жизни,- даны автором рядом, в оценочном сопоставлении.

У Тургенева, как подчеркивалось выше, средством раскрытия основных социально- психологических особенностей личности становится портрет. В статическом портрете Елены Стаховой тоже выражается основная психологическая особенность её личности,- именно внутренняя душевная напряженность, страстное, нетерпеливая искание. "Ей недавно минул двадцатый год. Росту она была высокого, лицо имела бледное и смуглое, большие серые глаза под круглыми бровями, окруженные крошечными веснушками, лоб и нос совершенно прямые, сжатый рот и довольно острый подбородок. Ее темно-русая коса спускалась низко на тонкую шею. Во всем её существе, в выражении лица внимательном и немного пугливом, в ясном, но изменчивом взоре, в улыбке, как будто напряженной, в голосе тихом и неровном, было что-то нервическое, электрическое, что-то порывистое и торопливое, словом что-то такое, что не могло всем нравиться, что даже отталкивало иных. Руки у ней были узкие, розовые, с длинными пальцами и ноги тоже узкие; она ходила быстро, почти стремительно, немного наклонясь вперед. (У111,32).

История последовательного развертывания образов основных персонажей начинается с обращения писателя к приему "предварения, нераспространенного немногократного предварения как в романах Достоевского, но психологически выразительного."

Так, образ Е.Стаховой возникает впервые в сфере субъективно-экспрессивной речи Шубина. На вопрос Берсенева в работе над бюстом Елены Шубин с отчаянием отвечает: нет, брат, не подвигается. От этого лица можно в отчаяние прийти. Посмотришь, линии чистые, строгие, прямые; кажется, нетрудно схватить сходство. Не тут-то было... Не дается, как клад в руки. Заметил ты, как она слушает? Ни одна черта не тронется, только выражение взгляда меняется, а от него меняется вся фигура. «(У111,10).

Говоря о внешнем облике Елены, Шубин раскрывает сложность её духовного "я". Предварительные замечания главных действующих лицах сменяются эскизным изображением в первый момент их появления в сценах диалогической речи.

Краткие характеристики второстепенных персонажей, также приобретают большую психологическую глубину. Увар Иванович, венецианские актеры, Рендич - все это живые люди, а неодушевленные обстоятельства;  двумя-тремя чертами Тургенев замечает понимание самого существа их внутреннего мира.

Как отмечает исследователь А.И.Батюто, особенно выразительны

подобные характеристики в романе "Отцы и дети": Кукшина, Фенечка,-все второстепенные персонажи очерчены выпукло. Исследователями творчества И.С.Тургенева отмечено, что было бы ошибочно представить эволюцию тургеневского психологизма в романах "Накануне" и "Отцы и дети" как вполне равномерное развитие однородное во всех его проявлениях.

Так, профессор С.Е.Шаталов отмечает, что "...стремясь уловить и сконденсировать в образах Инсарова и Базарова черты нового

общественного типа, художник не мог достаточно глубоко почувствовать его сущность, не сумел - в силу новизны характера- до конца перевоплотиться в него. "

Таким образом, в процессе эволюции тургеневского психологизма произошло своеобразное его расщепление. При обрисовке большинства главных и второстепенных персонажей, чем-то близких художнику, психологический анализ неизменно углублялся и с годами становился все более отточенным. При обрисовке же различных воплощений некоторых типов - главным образом новых - обнаруживается возврат к косвенному психологизму. Отмечая эволюцию тургеневского психологизма в русле русского психологического реализма, нельзя не отметить своего рода обратного течения в его поступательном потоке. Это обусловлено самим содержанием новых общественных типов или новым предметам психологического исследования.