Правовой режим имущества отдельных видов религиозных организаций

Вопросы, связанные с определением правового режима имущества РО, являются сегодня едва ли не самыми актуальными. Поскольку основные конфликты между самими РО, а также между РО и органами государственной власти или местного самоуправления возникают именно на имущественной почве.* Особенно «насыщенными» в этом отношении были 90-е годы. Но и сегодня они не редкость. Случаи межконфессиональных имущественных споров в Украине рассматривались даже Европейским судом по правам человека [210].

Чаще всего конфликты возникают между отдельными РО, принадлежащими к так называемым «большим» церквам (УПЦ, УПЦ-КП, УАПЦ, УГКЦ, РКЦ). Причиной этого стал упоминаемый выше унифицированный подход законодателя к решению таких вопросов как:

а) определение статуса всех многозвенных религиозных образований (без учета специфики внутренних организационных и организационно-имущественных связей) и причисление их к «религиозным объединениям»;

б) уравнивание имущественных режимов всех РО, независимо от их вида и включенности в структуру многозвенных религиозных образований.

Законодатель не учел, что те или иные виды РО могут входить в религиозное объединение союзного типа или являться структурными элементами церкви, а некоторые из них могут быть полностью самостоятельными, то есть выступать в качестве субъектов, независимых от тех или иных центров, и не входящих в структуру сложных религиозных образований. Отчасти это объясняет, почему в судебной практике  однозначно отдается приоритет режиму права собственности приходов, общин, монастырей, миссий и других РО и совершенно не учитывается возможность существования собственности религиозного объединения или церкви.

Способствовать решению многих проблем могут доктринальные наработки юристов-хозяйственников, занимавшихся исследованиями имущественных режимов внутри системных образований. В литературе отмечалось, что правовой институт хозяйственной системы определяет и общий правовой режим внутри такого рода структур. В силу этого, а также поскольку в хозсистеме правовая материя оформляется в нечто единое, обладающее чертами своеобразия, по мнению Г.В. Пронской, обеспечивается содержательность указанной категории [144, с. 39]. Думается, что это не только обусловливает содержательность категории ХС, но также и ее правообеспечительные возможности как универсальной юридической модели, применимой к различного рода социальным образованиям со сложной структурой, а не только к хозяйственным в узкоспециальном смысле. Не являются исключением и организации религиозные, к примеру, Церковь. Ведь как научное понятие ХС выражает многогранное единство сложного хозяйственного образования, прежде всего, органа хозяйственного руководства (субъекта управления) и подчиненных ему предприятий и организаций (объекта управления), имеется  в виду:

- единство структурных элементов системы, их организованность, соподчиненность;

- единство цели, функций, имущественной базы, плановой основы, хозрасчетных* начал жизнедеятельности звеньев системы;

- единство правового режима хозсистемы, урегулированного правом порядка ее деятельности, во взаимосвязи и взаимозависимости прав и обязанностей (компетенции) односистемных хозяйственных органов [144, с.4, 39].

Элементом правового режима ХС является правовой режим ее имущества. Это предусмотренный в законодательстве, и конкретизированный в корпоративных нормах порядок, которым определяется: а) формирование материальных и финансовых ресурсов различных хозяйственных образований; б) управление ими со стороны этих образований [144, с. 3-4].

От правового режима ХС необходимо отличать правовой режим имущества ее звеньев (в т.ч. хозорганов). Безусловно, эти режимы не только взаимосвязаны, но и взаимообусловлены. Но если первый, как более общее понятие, предполагает возможность применения различных видов режимов внутри ХС, в отношении различных ее органов-звеньев, то во втором случае речь всегда идет об одном уже конкретизированном виде имущественного режима применительно к конкретному субъекту, выступающему в качестве звена ХС [144, с. 5]. Следовательно, применяя модель ХС к религиозным объединениям, следует учитывать конкретизацию имущественных прав тех или иных РО (входящих в состав указанных объединений) в их уставных документах.

Ниже речь пойдет о правовом обеспечении регулирования отношений, опосредующих создание и использование фондов материальных ресурсов и денежных средств в рамках РО-хозсистем.

Отношения, возникающие в процессе формирования имущественной базы большинства РО (за исключением религиозных обществ без статуса юридического лица), тем более относящихся к категории хозсистем, если не всецело то, в основном находятся в поле хозяйственно-правового регулирования. Религиозные объединения и церкви, имеющие сложную организационную структуру, предполагают также наличие сложного имущественного режима, регулируемого как нормами хозяйственного права, так и внутренними нормативными установлениями РО (корпоративными или квази-корпоративными нормами). Заметим, что культовая деятельность, носящая характер религиозных практик, нередко осуществляется параллельно с хозяйственной деятельностью на территории единого храмового или монастырского комплекса или в стенах культового заведения, поэтому и правовой режим имущества РО является единым и для деятельности религиозной и для деятельности хозяйственной.

 Понятию правового режима имущества уделялось достаточно внимания в хозяйственно-правовой доктрине. Разные аспекты проблемы затрагивались в работах Н.П. Астахова [211], Э.Г. Полонского [212], Ю.С. Цимермана [213], В.С. Щербины [214] и др. Но в контексте данного исследования особый интерес представляют авторские позиции С.З. Михайлина [215], И.В. Ершовой [216], З.М. Заменгоф [217, 218], Г.В. Пронской [144], В.В. Хахулина [165]. Указанные авторы отмечают, что правовой режим определяет не только требования к статусу имущества (т.е. к объекту), но и обусловливает регламентацию хозяйственной компетенции субъекта, владеющего данным имуществом. Это позволяет говорить о праве оперативного управления и хозяйственного ведения (как, впрочем, и о внутрихозяйственном праве оперативного использования имущества), как о хозяйственно-правовых институтах [218, с. 109; 165, с. 117; 211, с. 65-72].

И право оперативного управления, и право хозяйственного ведения в отношении РО могут рассматриваться как особые правообеспечительные средства. Их применение наряду с другими средствами, позволяет собственнику (в данном случае РО) обеспечить специальную правосубъектность создаваемого дочернего* субъекта (будь то РО, благотворительная организация или субъект хозяйствования) и дает возможность контролировать целевое использование передаваемого имущества. Но поскольку рассмотрение правового режима имущества напрямую связано с вопросами собственности нельзя обойти вниманием данный аспект проблемы.

Имущественные вопросы, связанные с церковной собственностью* (а также с собственностью любых РО), традиционно остаются едва ли не самыми сложными для юридического осмысления, хотя и имеют важнейшее значение, поскольку реализация права на свободу совести предполагает наличие определенной имущественной базы [219]. В литературе отмечалось, что вопросы собственности на культовое имущество непосредственно связаны с естественным правом каждого человека на свободу совести, что нашло свое законодательное выражение как на международно-правовом уровне, так и в нормах внутреннего законодательства. Коллективное право религиозной свободы одним из ключевых моментов предполагает свободу приобретать и содержать места поклонения, производить, покупать, импортировать, экспортировать продукцию религиозного и культового назначения, заниматься благотворительной и социальной деятельностью, осуществлять фандрайзинг.

Действующее законодательство не позволяет однозначно определить, к какой форме собственности следует отнести собственность РО. В Конституции упоминаются частная, государственная и коммунальная собственность (ст. 41). В ГК (ст.ст. 325-327) говорится о таких же формах собственности и дополнительно упомянута доверительная, тогда как о коллективной собственности речь вообще не идет.** Но юристы, по-прежнему, продолжают оперировать данным понятием.*** Так, глава 10 ХК так и называется «Предприятия коллективной собственности», а в ст. 93 п. 2, в числе предприятий коллективной собственности, названы предприятия РО. Очевидно, что авторы статьи исходили из того, что собственность РО носит коллективный характер. По мнению, В.В. Хахулина, коллективная собственность – явление объективное, как объективно стремление людей к коллективному хозяйствованию, а поэтому от того, что эта форма собственности не названа в Конституции, она никуда не денется. Коллективная (или кооперативная) собственность существует во всех странах, хотя она не везде зафиксирована непосредственно в конституционном законе  [223, с. 295]. *

Этому созвучно высказывание Е.А. Суханова о том, что в качестве субъектов коллективной собственности, по общему правилу, должны рассматриваться юридические лица, но это не означает, что все юридические лица должны быть собственниками принадлежащего им имущества. Затрагивая вопросы права собственности общественных и религиозных организаций, данный автор упоминает и о принципе «единства фонда собственности»,** который означает принадлежность на праве собственности всего имущества общества или организации (системы) в качестве единого фонда одному единственному собственнику – обществу (системе) как целому [76, с. 126]. Ясно – при этом, пишет Е. Суханов, что отдельные звенья-организации не будучи собственниками, но, являясь имущественно обособленными субъектами, должны быть признаны обладателями ограниченного вещного права на закрепленное за ними имущество общества. Однако, не все многозвенные централизованные организации, могут быть признаны юридическими лицами. Самому Е.А. Суханову более предпочтительной представляется «модель кооперативного союза», когда собственником признается каждое звено организации, причем верхние звенья на сугубо добровольных началах объединяют часть имущества нижестоящих звеньев. При таком подходе, по его мнению, отпадает надобность в признании имущественной правосубъектности за организацией в целом [76, с. 127], с чем трудно согласиться. Принимать вопрос по воду того, есть такая «надобность» или нет должна сама организация. Так, предстоятель УПЦ Митрополит Владимир заявил: «…мы просим статус юридического лица для себя, для Украинской Православной Церкви, и оставляем другим религиозным организациям право не приобретать таковой, если это противоречит их внутренним установлениям или традициям» [138, с. 55].

Что касается такой организации, как Православная Церковь, то, по мнению Е.А. Суханова, ее собственность как раз характеризуется принципом «единства фонда». Церковь как целое считается собственником своего имущества, хотя значительная его часть находится у конкретных РО. Он также отмечает необходимость легального истолкования понятия «религиозная организация» как субъекта права собственности [76, с. 129].* К приведенным суждениям академика следует прислушаться, поскольку сегодня в Украине явно назрела необходимость признания права собственности отдельных религиозных объединений. Приступая к решению данной проблемы, необходимо учитывать отличительные видовые особенности объединений союзного типа и церквей, а также предложенное выше разграничение системных образований на хозсистемы со статусом юридического лица и без такового.

Безусловно, независимо от признания или непризнания государством церкви как юридического лица, она наделена правосубъектностью в соответствии с нормами конфессионального права. Реализуют ее компетентные органы наделенные статусом юридических лиц. Как отмечалось выше, права таких органов в отношении хозяйственного использования имущества определяются их компетенцией, что необходимо учитывать в процессе правоприменения. Сегодня на это обращают внимание отечественные исследователи, приводя примеры из зарубежной практики (Великобритания, Бельгия) и подтверждая ссылками на международные нормы «мягкого права».** Но что касается практики отечественной, то здесь механизм обеспечения прав коллективных образований без статуса юридического лица фактически отсутствует. Хотя к рекомендациям ОБСЕ следовало бы прислушаться.